Не всё об Эдуарде Лимонове...

.


* * *

Птички небесные,
Из пуха созданья прелестные,
Тонкие клювики,
И пищат они, словно клюковки…

Птички, клюющие почки,
Раздирающие червячков,
Птицы — отдельные одиночки,
И целые стайки летучих волков…

Воробьишки мои желтобрюхие,
Длинноногие и безухие,
Динозавров потомки летающие,
В гуще липы теперь обитающие…

К вам прилипли мои глаза,
Я с любовью всех ваших «за».
Роду вашему дружное «да!»
И Григорий Сковорода…


* * *

От моей матери остался синий дым,
Была ты сожжена в обнимку с одеялом,
Раиса Фёдоровна! С сыном ты таким,
Вовеки не умрёшь, хоть ты меня ругала!

Дешёвенькой плитой родители мои
Отделены от нас. Спокойный колумбарий,
Совместный запах туи и хвои,
И запах облаков, бензина, лета, гари…

Трагедия проста, ведь смертен человек,
И потому подрагивают днища
У лубяных гробов, в которых краткий бег,
Мы совершаем путь к отцам сквозь пепелища…


* * *

Ну чего теперь ехать мне в этот Париж?
Там ты, юная, посередине дня не спишь,
Не лежишь в тёмной спальне, окно во двор
Я не сяду на кровать, не начну разговор...

«Опять поздно пришла и была пьяна»...
И стучал там дождь от окна,
Приглушённое радио, пел Брассанс,
Мы богема, и мы декаданс...

Не кричит консьержка внизу во дворе,
Косоглазая дочь не выходит в ноябре,
Под печальный дождь с одноногой метлой,
Мне Париж уже весь не свой...

Ну чего теперь ехать мне в город чужой,
Ты не одеваешься, чтоб идти одной
До метро Сент-Поль, спешить в кабаре
Под печальный дождь в ноябре...

Как года пробежали шумной толпой,
Близкий город уже не свой.
Так не делай ошибки, туда не езжай,
Там разрушен Ваш общий Рай,

Как Адам, озирающий свой Эдем,
Я стою, и плода не ем,
Ибо та, что протягивала мне плод,
Среди нас давно не живёт...


* * *

Я думал о старческом доме...
Молочные берега?
Лежат там в дерьме на соломе?
Там дьяволы кажут рога?

Там ходят помочь малолетки,
Близ мерзких старух, стариков?
Болезни там злые нередки,
На всех по десятку зубов?

Я думал о старческом доме,
Не дай Бог туда мне попасть,
Мне нужно в Гоморре, в Содоме,
Восстать за советскую власть...

За женщин обобществленье,
За страшную месть по утру,
За то чтоб сгорели селенья,
Окрестные, в эту жару.

Чтоб мне униформа прилипла.
Чтоб в поле скончался от ран!
Ругается дико и хрипло
Библейской войны ветеран...


Де Сад и La Jeunesse

Неяркое солнце, страна виноградников,
Черви шуршат по виноградным листьям,
У либертинов и безобразников
Пуговицы грозят от штанов отвалиться…

Маркиз и слуга его La Jeunesse:
Юность, в переводе с французского,
Проехав через неяркий лес,
Углубились в тени проезда узкого.

Горные щели, как чёрные дыры,
Там звери и птицы имеют квартиры,
Великолепна природа восемнадцатого!
Века весёлого, шпора, не бряцай ты!..

«Вот мы и доехали, добрый Sir,
Что же, снимайте синий мундир,
Sir, капитан мушкетёров»,
Ну до чего же хитёр он!

Вот и доехали. Замок зелёный
В чащу лесов целиком утоплённый,
Резвые пленницы ткут из цветов
Бравым воякам подобье ковров.
.

.


* * *

По-украински аист звучит «лелека»,
Детское слово для такой большой птицы.
Звукоподражание, близкое к «клекот»,
Это когда аисту не спится...

Одновременно «лелека» близко к «люлька» и «лялька»
Что в переводе значит «трубка» и «дитя»,
А еще близко к русскому «колыбелька»,
Где ребёнок сопит, гугля и пыхтя...

Это потому, что аист уютен, домашен, здоров.
Он занимается на крыше своими делами.
Создал семью, обучает птенцов,
А хохлы стоят, задрав головы с чубами.

Земледельческий народ эти бравые хохлы,
Сильны и спокойны как волы...

Аисты поедают лягушек, заедая их комарами,
Они отличные партнеры, пока не улетели на юг.
После аистов хохлы дружат с воронами и ветрами,
И самогонка у них закадычный друг...

Весною кричат: «Повернулись нашi!»
Топчутся по крыше, целая семья.

Перья поседели на груди у папаши.
Видимо, нелегко дались африканские края...

А украинские волы лучшие в мире,
Это спокойные элегические волы.
Они жуют уже в Илиаде, жуют в Шекспире
И переставляют ноги, тяжёлые как кандалы...



БАЛЛАДА БИДО И ЮЛО

Вонючего сыра бы есть под французской сосною,
С Мишелем Бидо, что был дружен в те годы со мною.
С бутылкой вина, что в источнике охладевает.
Со скучной Наташей, что книгу с очками читает...

Привет вам, отроги! Привет вам, мои Пиренеи!
Источника струи бегут как колодные змеи.
Шумит водопад. И Мишель в эту воду сигает.
Наташа умрёт. Но никто в это время не знает...

Мишелю, бродяге, писателю, хиппи, Бидо
Умерший отец, словно в полночь пришедший Годо,
Оставит наследство, и будто бы этого мало,
Старушка grande-mère ему тоже дома завещала...

Сбегу я в Москву. И создам НБП.
Мишель из Тайланда проникнет в запретную Ньянму.
Оттуда он вывезет местную девушку спьяну.
Я сяду в тюрьму. А Мишель купит дом в Сан-Тропе...

Он был самый бедный (отец — дорогой адвокат!).
Мишель был голодный всегда и ходил в гости с сыном.
Я Феликса помню, ваш папа был чудаковат!
Мишель выделялся скелетом своим комариным.

Я вижу Юло, он очки свои лентою склеил.
Юло босиком, мы едим небывалого... в годы угря...
И Верку его. Эту Верку он очень лелеял,
Любовницу Верку, чужую жену... говоря

Юло был эсэссовец. Мобилизован из вуза,
Где он рисовал. Ну, вы знаете, Waffen SS,
Эстонец. Еще не в составе Союза
Они жили рядом. То с русскими вместе, то без...



* * *

Ветер юбки раздувает.
Ветер, ветер, ты хорош!
Что под юбками бывает,
Знает папа, знает дож...

Гром победы раздавайся,
Веселися, храбрый росс!
Ветер, в юбках затеряйся,
Стыдно до корней волос!

Моцарт мценского уезда,
Губернатор из простых...
Изучаются подъезды
Этих юбок кружевных.

Там слагаемо знакомо
Тела белое белье.
Председатель исполкома,
Что добыто, то твоё!
.

* * *

Капризный гений прихотливый,
Я — леший Финского залива,
А Вы — русалка из Невы.
Сквозь мусор плаваете Вы,
Скользя над банкою консервной,
Над костылем и прочей скверной,—

Колес, кастрюль, велосипедов
Эпохи прадедов и дедов.
Поранить Вас грозит вода,
Так выходите из туда!

И к лешему на грудь спешите.
Ну вот, Вы, девушка, дрожите!
Вас крепким потом отпою,
Русалку склизкую мою,
Подругу страстную событий
Между приплытий и отплытий.

( Collapse )

.